Когда выжить помогала только картошка
Jul. 11th, 2017 12:00 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Лепешки из картофельного крахмала, крапивные щи на воде – для себя. И кусок хлеба для военнопленных. Наша кухня не всегда была богатой. Но спасала в самую трудную пору.

Работая над книгой про историю суздальской кухни, мы с Ольгой Сюткиной, конечно, не могли пройти мимо военных лет. Как и для всей страны, для суздальцев война стала жестоким испытанием. В основном сельскохозяйственный край и так жил не очень уж богато в предвоенные годы. Но тут и этим относительным достатком пришлось пожертвовать. Главные работники – мужчины – ушли на фронт. А забота об урожае легла на плечи женщин и подростков.
Бедствий добавила и природа. Перед самой войной были заморозки и все сады погибли. На весь город осталось лишь несколько десятков самых выносливых яблонь.
- А как вы войну переживали? Вы же здесь ее застали? – спрашиваем мы у Ольги Владимировны Снегиревой – дочери известного знатока суздальской старины Владимира Михайловича Снегирева.

- Очень было страшно, особенно первый год. Не было семян. Только картошку сажали по нескольку грядок. До этого можно было хоть какую-то крупу купить на рынке. А когда началась война, для посадки даже картошки почти не было. Ее ведь, до войны сажали на своих огородах не так уж и много. Только на общественных. А когда возникла беда, так без картошки почти остались. А ведь чем-то кормиться надо было. Хлеб-то по карточкам, а есть нечего.
Архив районной газеты «Суздальская новь» дает возможность почувствовать всю военную атмосферу в городе. Вот только одна судьба человека из той эпохи:
Когда началась война, Нине Васильевой было девятнадцать. В семье, оставшейся без отца, она была старшей (две сестры уже жили самостоятельно). Поэтому большую долю забот о сестренках и брате взяла на себя. Работать устроилась в совхоз «Пригородный», от хозяйства дали участок земли для семьи. Сначала была просто рабочей - вместе со всеми убирала лук, помидоры и другие овощи. А в конце 1941-го, когда всех мужчин призвали на фронт и работать в хозяйстве, кроме женщин, было некому, предложили учиться на трактористку. Хоть и не очень хотелось - все-таки не женское это дело, - а согласилась. Потому что понимала: надо.
Вместе с подругой, Марией Желниной, три месяца проучилась в тракторной школе. И сразу - за дело. Это сказать легко "сели за трактор». Поначалу и подойти-то к нему боялись. На первых порах за восемнадцать часов в сутки так укачивало, что, сойдя на землю, не могли шагнуть - почва, казалось, уплывала из-под ног. Техника была тяжелая, трактор ХТЗ. Это уж потом, после войны, совхозный механик сказал: «Давай на дамский трактор садись, он полегче». И она пересела на «Универсал».

Домой не появлялись недели по две, спали прямо в борозде. И тот сон - только на часок, не больше, а потом опять за работу. Пахали, сеяли, убирали. В паре с подругой Нина Алексеевна работала на молотилке. Обрабатывали рожь, пшеницу, овес, ячмень - все зерновые, которые выращивались в хозяйстве на площади около двух тысяч гектаров. Часто помогали соседним колхозам. Приходилось работать в селах Кидекша, Менчаково.
Сначала молодых трактористок было трое, а в 1943 году еще три девушки сели на тракторы. Работали без выходных, не жалея сил. И перевыполняли план. В этих труднейших условиях, когда, казалось, что силы уже на исходе, выстоять помогало сознание того, что все это делается для фронта, для победы над врагом. Зато получали трактористки двойной паек - 500 граммов хлеба по карточке и 500 - от совхоза. Этого хватало семье. А сами старались обходиться без хлеба.
Много лет спустя – уже в 1980-х встречались Нина Алексеевна и Александра Задворная, тогдашний повар, и непременно разговор у них заходил о крахмальных лепешках.
- Помнишь, как ели лепешки?
- Неужто не помню! Казалось, вкуснее их и нет ничего.
А было это вот как. Осталось в хозяйстве поле с неубранным картофелем. Повар весной ходила за ним, намывала крахмал, отстаивала и пекла лепешки. Ими и обходились, а хлебец экономили для дома. Перекусывали обычно на ходу. Также на ходу узнавали фронтовые новости от того, кто привозил горючее. А однажды, в разгар посевной, приезд шофера, доставляющего горючее, показался необычным. Подходил он то к одному трактору, то к другому и громко кричал: «Кончайте работу!» - Мы сразу не поняли, в чем дело, - вспоминает Нина Алексеевна Васильева, - но тракторы оставили в борозде. А когда услышали долгожданную весть о победе, тут уж н плакали, и радовались, и целовали водителя за то, что принес такую новость[1].
Как же получали эту картофельную муку? Скорее всего, примерно таким способом[2]:

Уже в начале XIX века эти рецепты – простые и дешевые – входят в небогатый быт российских хозяек. Стоит ли говорить, что они были популярны и послереволюционные годы. А уж в военную пору они были просто незаменимы.
А мы продолжаем долгий разговор с Ольгой Владимировной Снегиревой.
- Уже в 1942-м, - рассказывает она, - те, кто смог вырастить картошку, был счастливчиком. Ее было мало, не хватало семян. Голодно было. В очередях стояли, чтобы даже хлеба купить. Мама у умудрялась делать какую-то кашу. В школе была столовая, где я ела. Но никакого сахара мы даже не знали тогда. Его и до войны было очень мало.
По весне собирали крапиву. Ранняя крапива, самые верхние листочки всегда шла в крапивные щи. До войны их делали со сметаной. Коровы-то были. У нас в Суздале была четыре стада. Причем каждое стадо имело быка своей породы. А быков держали в здании, где сегодня располагается пожарная охрана, напротив Успенской церкви. И каждое утро пастухи разбирали их и вели в «свое» стадо коров. После войны стад осталось только два. Но почти каждый двор держал скотину. И каждое утро отдавал ее пастуху.
Кончилась война. Пришла долгожданная победа. В Суздаль с фронта возвращались солдаты и офицеры. От Владимира до Суздаля можно было добраться на попутной полуторке или в тряском маленьком пассажирском автобусе.
Город производил грустное впечатление. Полуразрушенные здания церквей, груды щебня у архиерейских палат, покосившиеся стены монастырей, сломанные на дрова заборы – лучше всяких слов рассказывали о доставшихся на его долю лишениях военного времени.
Церкви и монастыри служили хозяйству города. В подвалах архиерейских палат были устроены «дошники», где хранилась квашенная капуста в бочках. В соборе Ризположенского монастыря расположились двигатели городской электростанции. В Петропавловской церкви работала пекарня. Васильевский монастырь был занят пригородным совхозом, а Казанская церковь служила Домом культуры[3].

В труднейших условиях восстановительного периода на Суздаль было обращено особое внимание. С этого времени по сути начинается его движение к городу-музею. В конце апреля 1945 года по постановлению Совнаркома была организована Владимирская научно-реставрационная мастерская, которая имела проектный отдел и двадцать рабочих.
По удивительному стечению обстоятельств с монастырями связана и еще одна совершенно неожиданная суздальская кулинарная страница. Спасо-Евфимиевский монастырь включал в себя тюрьму для «безумствующих колодников». Содержались там в основном сектанты, да старообрядцы. Хотя был в этих стенах и декабрист Федор Шаховский, скончавшийся здесь в заключении в 1829 году.
Добрая тюремная традиция расцвела пышным цветом в советские времена, когда монастырь превратился в один из «островков» ГУЛАГа. А в войну тут содержались военнопленные – немцы, итальянцы, румыны. Вот, на старом фото – фельдмаршал Паулюс, которого тоже помнят старые стены.

«…Когда в город ввели огромную колонну военнопленных, смотреть на них сбежались все, кто жил неподалеку, в основном женщины и дети. Длинная ползущая колонна оборванных, замотанных в какие-то тряпки изможденных людей, растянулась почти во всю длину центральной улицы. Некоторых совершенно ослабевших поддерживали товарищи. Вид колонны был настолько жалок, что женщины старались сунуть пленным первое, что было под рукой: картошку, хлеб. Конвоирующие колонну солдаты отгоняли женщин»[4].
«В марте 1943 года я передвигался только на четвереньках, переболел тифом, - вспоминал эти дни мл.лейтенант итальянской армии Уго Спаккамонти. – Хотелось бы поблагодарить всех тех женщин, которые, когда мы находились в маршах «давай-давай», давали нам кусок хлеба с риском для себя»[5].

Основной поток немецких, итальянских, румынских военнопленных начал поступать в 1943 году после разгрома немецких войск под Сталинградом. Почти все военнопленные страдали дистрофией, у немцев на ногах были деревянные колодки, обмотанные платками или кусками одеяла. Санчасть лагеря располагалась в Братском корпусе, у нее была автономная кухня. «На ней работали итальянские пленные, - вспоминала бывшая медсестра лагеря Любовь Стасенко, – и готовили очень хорошо»[6].

Так что, оказывается, итальянская кухня пришла в Суздаль еще в 1940-е годы. Итальянцы содержались в лагере на территории монастыря до июня 1946 года. Спустя много лет многие из них возвращались сюда в Суздаль, вспоминая свою молодость. В марте 1992 года на старом городском кладбище был установлен памятник погибшим, на открытии которого присутствовал президент Итальянской республики Франческо Коссига.
________________
[1] Газета «Суздальская новь», 6 февраля 1985 г. С.2.
[2] Драгомирова С. В помощь хозяйкам. СПб., 1909. С.398.
[3] Газета «Суздальская новь», 11 октября 1977 года. С.3.
[4] Воспоминания Валентины Шалиной, жительницы Суздаля (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).
[5] Воспоминания Уго Спаккамонти (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).
[6] Воспоминания Любови Семеновны Стасенко (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).

Работая над книгой про историю суздальской кухни, мы с Ольгой Сюткиной, конечно, не могли пройти мимо военных лет. Как и для всей страны, для суздальцев война стала жестоким испытанием. В основном сельскохозяйственный край и так жил не очень уж богато в предвоенные годы. Но тут и этим относительным достатком пришлось пожертвовать. Главные работники – мужчины – ушли на фронт. А забота об урожае легла на плечи женщин и подростков.
Бедствий добавила и природа. Перед самой войной были заморозки и все сады погибли. На весь город осталось лишь несколько десятков самых выносливых яблонь.
- А как вы войну переживали? Вы же здесь ее застали? – спрашиваем мы у Ольги Владимировны Снегиревой – дочери известного знатока суздальской старины Владимира Михайловича Снегирева.

Ольга Владимировна Снегирева и сегодня готова часами говорить о прошлом своего родного города
- Очень было страшно, особенно первый год. Не было семян. Только картошку сажали по нескольку грядок. До этого можно было хоть какую-то крупу купить на рынке. А когда началась война, для посадки даже картошки почти не было. Ее ведь, до войны сажали на своих огородах не так уж и много. Только на общественных. А когда возникла беда, так без картошки почти остались. А ведь чем-то кормиться надо было. Хлеб-то по карточкам, а есть нечего.
Архив районной газеты «Суздальская новь» дает возможность почувствовать всю военную атмосферу в городе. Вот только одна судьба человека из той эпохи:
Когда началась война, Нине Васильевой было девятнадцать. В семье, оставшейся без отца, она была старшей (две сестры уже жили самостоятельно). Поэтому большую долю забот о сестренках и брате взяла на себя. Работать устроилась в совхоз «Пригородный», от хозяйства дали участок земли для семьи. Сначала была просто рабочей - вместе со всеми убирала лук, помидоры и другие овощи. А в конце 1941-го, когда всех мужчин призвали на фронт и работать в хозяйстве, кроме женщин, было некому, предложили учиться на трактористку. Хоть и не очень хотелось - все-таки не женское это дело, - а согласилась. Потому что понимала: надо.
Вместе с подругой, Марией Желниной, три месяца проучилась в тракторной школе. И сразу - за дело. Это сказать легко "сели за трактор». Поначалу и подойти-то к нему боялись. На первых порах за восемнадцать часов в сутки так укачивало, что, сойдя на землю, не могли шагнуть - почва, казалось, уплывала из-под ног. Техника была тяжелая, трактор ХТЗ. Это уж потом, после войны, совхозный механик сказал: «Давай на дамский трактор садись, он полегче». И она пересела на «Универсал».

Вот он трактор ХТЗ, с которым справлялась 19-летняя девчонка
Домой не появлялись недели по две, спали прямо в борозде. И тот сон - только на часок, не больше, а потом опять за работу. Пахали, сеяли, убирали. В паре с подругой Нина Алексеевна работала на молотилке. Обрабатывали рожь, пшеницу, овес, ячмень - все зерновые, которые выращивались в хозяйстве на площади около двух тысяч гектаров. Часто помогали соседним колхозам. Приходилось работать в селах Кидекша, Менчаково.
Сначала молодых трактористок было трое, а в 1943 году еще три девушки сели на тракторы. Работали без выходных, не жалея сил. И перевыполняли план. В этих труднейших условиях, когда, казалось, что силы уже на исходе, выстоять помогало сознание того, что все это делается для фронта, для победы над врагом. Зато получали трактористки двойной паек - 500 граммов хлеба по карточке и 500 - от совхоза. Этого хватало семье. А сами старались обходиться без хлеба.
Много лет спустя – уже в 1980-х встречались Нина Алексеевна и Александра Задворная, тогдашний повар, и непременно разговор у них заходил о крахмальных лепешках.
- Помнишь, как ели лепешки?
- Неужто не помню! Казалось, вкуснее их и нет ничего.
А было это вот как. Осталось в хозяйстве поле с неубранным картофелем. Повар весной ходила за ним, намывала крахмал, отстаивала и пекла лепешки. Ими и обходились, а хлебец экономили для дома. Перекусывали обычно на ходу. Также на ходу узнавали фронтовые новости от того, кто привозил горючее. А однажды, в разгар посевной, приезд шофера, доставляющего горючее, показался необычным. Подходил он то к одному трактору, то к другому и громко кричал: «Кончайте работу!» - Мы сразу не поняли, в чем дело, - вспоминает Нина Алексеевна Васильева, - но тракторы оставили в борозде. А когда услышали долгожданную весть о победе, тут уж н плакали, и радовались, и целовали водителя за то, что принес такую новость[1].
Как же получали эту картофельную муку? Скорее всего, примерно таким способом[2]:

Уже в начале XIX века эти рецепты – простые и дешевые – входят в небогатый быт российских хозяек. Стоит ли говорить, что они были популярны и послереволюционные годы. А уж в военную пору они были просто незаменимы.
А мы продолжаем долгий разговор с Ольгой Владимировной Снегиревой.
- Уже в 1942-м, - рассказывает она, - те, кто смог вырастить картошку, был счастливчиком. Ее было мало, не хватало семян. Голодно было. В очередях стояли, чтобы даже хлеба купить. Мама у умудрялась делать какую-то кашу. В школе была столовая, где я ела. Но никакого сахара мы даже не знали тогда. Его и до войны было очень мало.
По весне собирали крапиву. Ранняя крапива, самые верхние листочки всегда шла в крапивные щи. До войны их делали со сметаной. Коровы-то были. У нас в Суздале была четыре стада. Причем каждое стадо имело быка своей породы. А быков держали в здании, где сегодня располагается пожарная охрана, напротив Успенской церкви. И каждое утро пастухи разбирали их и вели в «свое» стадо коров. После войны стад осталось только два. Но почти каждый двор держал скотину. И каждое утро отдавал ее пастуху.
* * *
Кончилась война. Пришла долгожданная победа. В Суздаль с фронта возвращались солдаты и офицеры. От Владимира до Суздаля можно было добраться на попутной полуторке или в тряском маленьком пассажирском автобусе.
Город производил грустное впечатление. Полуразрушенные здания церквей, груды щебня у архиерейских палат, покосившиеся стены монастырей, сломанные на дрова заборы – лучше всяких слов рассказывали о доставшихся на его долю лишениях военного времени.
Церкви и монастыри служили хозяйству города. В подвалах архиерейских палат были устроены «дошники», где хранилась квашенная капуста в бочках. В соборе Ризположенского монастыря расположились двигатели городской электростанции. В Петропавловской церкви работала пекарня. Васильевский монастырь был занят пригородным совхозом, а Казанская церковь служила Домом культуры[3].

Архиерейские палаты. В войну здесь квасили капусту. Сегодня здесь ресторан «Трапезная»
В труднейших условиях восстановительного периода на Суздаль было обращено особое внимание. С этого времени по сути начинается его движение к городу-музею. В конце апреля 1945 года по постановлению Совнаркома была организована Владимирская научно-реставрационная мастерская, которая имела проектный отдел и двадцать рабочих.
По удивительному стечению обстоятельств с монастырями связана и еще одна совершенно неожиданная суздальская кулинарная страница. Спасо-Евфимиевский монастырь включал в себя тюрьму для «безумствующих колодников». Содержались там в основном сектанты, да старообрядцы. Хотя был в этих стенах и декабрист Федор Шаховский, скончавшийся здесь в заключении в 1829 году.
Добрая тюремная традиция расцвела пышным цветом в советские времена, когда монастырь превратился в один из «островков» ГУЛАГа. А в войну тут содержались военнопленные – немцы, итальянцы, румыны. Вот, на старом фото – фельдмаршал Паулюс, которого тоже помнят старые стены.

«…Когда в город ввели огромную колонну военнопленных, смотреть на них сбежались все, кто жил неподалеку, в основном женщины и дети. Длинная ползущая колонна оборванных, замотанных в какие-то тряпки изможденных людей, растянулась почти во всю длину центральной улицы. Некоторых совершенно ослабевших поддерживали товарищи. Вид колонны был настолько жалок, что женщины старались сунуть пленным первое, что было под рукой: картошку, хлеб. Конвоирующие колонну солдаты отгоняли женщин»[4].
«В марте 1943 года я передвигался только на четвереньках, переболел тифом, - вспоминал эти дни мл.лейтенант итальянской армии Уго Спаккамонти. – Хотелось бы поблагодарить всех тех женщин, которые, когда мы находились в маршах «давай-давай», давали нам кусок хлеба с риском для себя»[5].

Основной поток немецких, итальянских, румынских военнопленных начал поступать в 1943 году после разгрома немецких войск под Сталинградом. Почти все военнопленные страдали дистрофией, у немцев на ногах были деревянные колодки, обмотанные платками или кусками одеяла. Санчасть лагеря располагалась в Братском корпусе, у нее была автономная кухня. «На ней работали итальянские пленные, - вспоминала бывшая медсестра лагеря Любовь Стасенко, – и готовили очень хорошо»[6].

Так что, оказывается, итальянская кухня пришла в Суздаль еще в 1940-е годы. Итальянцы содержались в лагере на территории монастыря до июня 1946 года. Спустя много лет многие из них возвращались сюда в Суздаль, вспоминая свою молодость. В марте 1992 года на старом городском кладбище был установлен памятник погибшим, на открытии которого присутствовал президент Итальянской республики Франческо Коссига.
________________
[1] Газета «Суздальская новь», 6 февраля 1985 г. С.2.
[2] Драгомирова С. В помощь хозяйкам. СПб., 1909. С.398.
[3] Газета «Суздальская новь», 11 октября 1977 года. С.3.
[4] Воспоминания Валентины Шалиной, жительницы Суздаля (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).
[5] Воспоминания Уго Спаккамонти (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).
[6] Воспоминания Любови Семеновны Стасенко (из фондов Владимиро-Суздальского музея-заповедника).